2

Т.Газенпуд информировал нас так: в Харькове, в заседании РКИ был рассмотрен вопрос о взятии Госторгом музейных вещей не на ту сумму, которая была назначена правительством, а на значительно меньшую, что за это Госторгу «влетело» и что сейчас имеется категорическое распоряжение взять вещей из музеев Украины на сумму не менее 600 000 руб. Глазунов на это возразил, что он побывал в музеях Украины, видел вещи и находит, что на эту сумму вещей набрать не удастся, так как в большинстве музеи наполнены вещами не экспортн.[ого] характера. Т.Газенпуд заявил: имейте ввиду, что нужно принять все меры, чтобы исполнить это распоряжение. Тогда т.Глазунов спросил, что же, записывать нам и вещи, имеющие историческое значение для Украины? На это т.Газенпуд ответил утвердительно. После этого мы были приглашены в заседание Главнауки, на котором присутствовал, кроме нас, т.Дубровский. Обсуждался план поездок по музеям Украины. Ввиду того, что я уже в первый раз в 1928 году ездил с этой целью по музеям, мне было предложено указать, где находятся подходящие для экспорта вещи. В некоторых мелких музеях, как, например, Бердичеве, я указал на наличность лишь 2-х канделябров и 1 серебр.[яной] кружки, которые решено было записать в список без поездки, в г.Тульчине я указал на 2 золочен.[ные] кресла Людов.[ика] 15-го и оценил их в 100 руб., [их] решено было записать в списки, в г.Нежине я указал на белые мраморные часы Людов.[ика] 16-го, принадлежавшие фавориту Екатерины графу Безбородько, оцененные мной в 700 руб., и покрывало шелковое середины 18[-го] века, эти вещи тоже были занесены в списки без поездки. Решена была поездка в следующие музеи: Полтава, Сумы, Житомир, Киев, Чернигов, Днепропетровск. Остальные музеи, как незначительные и мелкие, решено было оставить. При этом т.Дубровский разъяснил нам наши обязанности, которые заключались в том, что мы должны отметить в каждом музее все те вещи, которые, по условиям заграничного рынка, могут быть там проданы и что занесение в список еще не означает обязательности передачи этих вещей Госторгу, так как этот вопрос будет разрешать сама Главнаука.

В поездку нашу в г.Чернигов вместе с т.Зуммером – представителем от Главнауки, чередовавшимся с т.Дубровским, мы зашли в Черниговский музей, причем там нас встретил директор Музея т.Вайнштейн. Когда мы назвали ему свои фамилии, в том числе и я свою, он мне сказал: «А, знаменитый т.Глевасский, слышали, слышали о вас как о разорителе музеев». При занесении нами вещей в списки и при этом незначительного количества, всего на сумму около 3000 руб., т.Вайнштейн сильно волновался, все время уверял, что мы отбираем наиценнейшие вещи, тогда как в действительности хотя эти вещи и были экспортны, но особой ценности как и на нашем рынке, так и на заграничном они не представляли. В этом музее сосредоточены главным образом украинские ценности, так как они интересны только для нашей республики и имеют на заграничном рынке нулевое значение. Когда мы уходили, да и во время работы, т.Вайнштейн все время говорил: «Напрасно записываете, все равно не получите». Когда последовало телеграфное распоряжение из Харьковского Госторга об изъятии части занесенных нами в списки вещей на сумму по нашему округу в 160 000 руб. по нашей минимальной расценке, я в тот же день, получив распоряжение т.Касьяненко под личную ответственность закончить погрузку всего в течение 10-12 дней, немедленно послал распоряжнение об этом Черниговскому Госторгу и Житомирскому о погрузке таких-то и таких-то вещей на Ленинград, а сам принялся за погрузку вещей от Киева, работая с товарищем от Госторга, фамилию которого я сейчас забыл, в течении 10-12 дней от 8 часов утра до 10 часов вечера. В нашем деле по отправке встречались препятствия, так, например, музеи выделили в Харьков своего представителя, чтобы хлопотать об оставлении части вещей. Таким образом, с одной стороны, у меня был точный приказ выполнить немедленно, а с другой задержка от музеев. Я сейчас же срочно телеграфировал Харьковскому Госторгу об этих затруднениях и получил на следующий день распоряжение добиться выдачи вещей. Приехавший из г.Харькова директор т.Куринный, увидя меня, сказал: «Как Вам не стыдно подводить нас и сообщать Харькову, что мы задерживаем вещи». На это я ему объяснил, что имею точный приказ и ответственность за срочное выполнение, а раз мне, за его выездом, вещей не выдают, для оправдания себя обязан сообщить об этом Харькову. Через день-два я, безпокоясь о судьбе погрузки Черниговских вещей, так как ожидал инцидентов со стороны директора музея т.Вайнштейна, который все время в бытность нашу в Чернигове говорил, что он доложит Исполкому и вещей не даст, позвонил по телефону в Чернигов и узнал, что происходило бурное заседание Исполкома по докладу т.Вайнштейна и что является опасность невыдачи нам вещей. Я сообщил об этом сейчас же т.Касьяненко как о встретившемся препятствии к исполнению порученного им мне дела. Какие меры принял т.Касьяненко, я не знаю, но через два дня мы получили сведения о том, что вещи эти выданы Вайнштейном, но последний самостоятельно, принимая ответственность исключительно на себя, решил не выдать Госторгу 1 ковер персидский, 1 картину английской школы и 2 поповских ризы. Я сейчас же составил бумагу об этом Харьковскому Госторгу с указанием на такой самовольный поступок со стороны т.Вайнштейна и через месяц в бытность мою в г.Чернигове узнал в конторе Госторга, что т.Вайнштейн присылал в Госторг сказать, что эти вещи он решил выдать и просил их забрать. Распоряжение о взятии этих вещей было дано т.Корнюшкину; узнав, что он медлит, я настоял перед зав. конторой т.Соколовским, что отсылка этих вещей имеет большое для нас значение, ибо сейчас заграницей сезон продажи вещей и необходимо их скорее отправить. Вещи эти были отправлены при мне.

Я еще забыл упомянуть о том, что когда музеями по поводу занесения нами в списки вещей были написаны в Харьков возражения с указанием поименно, что почти каждая занесенная мной в списки вещь является исторически ценной для Украины, я составил по каждому из таких возражений свое контр-возражение, ибо все те вещи, которые я занес в списки, были иностранного происхождения, или же имелись в дубликатах музеев [94], или же близко к ним подходящими. Копии всех этих возражений имеются в делах нашей конторы Госторга. Этими всеми действиями по выполнению, как я понимал, весьма важных государственных поручений я навлек на себя невероятнейшую ненависть к себе как со стороны украинцев за то, что я помогаю и оказываю помощь большевикам по «выкачиванию» ценностей из Украины, также со стороны всех директоров музеев и их служащих, которые все время и сейчас, встречая меня, бросают по моему адресу «шпильки» вроде «раззоритель», «грабитель» и т.п. Кроме того, и любители старинного искусства считают чрезвычайно вредной деятельность мою в Госторге по закупке и отправке за границу ценностей. Существование такого отдела в Киеве «не по нутру» весьма многим, вот почему у меня чрезвычайно большое количество врагов, которым очень важно погубить меня, ибо я являюсь единственным специалистом в этом деле не только в Киеве, но во всей Украине, и с уходом меня из Госторга дело это, я заявляю категорически, на Украине существовать не будет, и государство лишится золотой валюты в год на сумму около 100 000. Считаю еще нужным обратить внимание на то, что я сейчас довел до громадных размеров дело по закупке церковных вещей, как православных, так и еврейских. При моем ближайшем участии ликвидируются церкви, и я собственноручно забираю оттуда все почитаемые религиозными людьми вещи. И эта деятельность моя вызывает возмущение весьма многих лиц той интеллигенции, к которой я принадлежу, и меня считают святотатцем, раззорителем церквей и т.п. При этих условиях я прекрасно понимаю, что у меня сейчас не может быть другого выбора, быть ли на стороне Советской власти или против, так как в случае перехода власти к другим моей голове после этой работы, как говорится, не уцелеть. Я прошу это особенно учесть и проверить все те обстоятельства, которые мне ставятся в вину именно с этой точки зрения:

В поездках по городам в последние месяцы [, которые] я совершил: в Тульчин, где отобрал и оценил церковные ризы местного собора, в г.Винницу, откуда ездил в Немиров для закупки церковных риз, в Луганск, где пробыл от поезда до поезда, в Одессу, где оценил и принял церковные ризы, и в Прилуки, где я принял церковных вещей по минимальному подсчету на сумму 6 000 руб. В г.Прилуках я работал при участии инспектора культов Админотдела т.Ильченко, который может установить ту исключительную мою энергию, которую я проявил для сортировки и оценки грандиознейшего количества церковных риз в течение короткого срока как в г.Прилуках, так и Густынском монастыре, для каковой цели мне приходилось работать без перерыва от 8 ч. утра до 5 ч. дня без передышки на обед или чай. Работал я таким образом и развивал невероятнейшую энергию не потому, что хотел выслужиться перед начальством или по другим каким-либо причинам, а потому, что служба моя в Госторге хорошо оплачивалась, а так как продолжение моей службы исключительно зависело от суммы и качества заготовок, то я должен был это делать, чтобы сохранить за собой место, с потерей которого наступала бы ужасающая безработица, с невозможностью, при теперешних условиях, заработать хоть какую-либо копейку по нашей деятельности. Таким образом, если бы я был вредителем, то прежде всего вредителем самому себе, ибо сам подрубал бы сук, на котором сижу.

С момента посылки нами циркуляра Админотделам о закупке риз, к нам стала поступать масса заявлений от контор о наличности больших предложений этого товара, стали сыпаться телеграммы о выезде для оценки и принятия. В один из таких выездов моих в г.Тульчин оказалось, что контора эта напрасно меня вызвала (2 телеграммами), так [как] этого товара я мог отобрать лишь на 110 руб. Для избежания этого, т.е. излишних расходов по вызову меня в провинцию за незначительным товаром, я написал циркулярное разъяснение нашим конторам о том, что вызов меня для определения качества товара и оценки его может иметь место лишь в том случае, если предложенной партии церковной ткани имеется свыше 20 пудов, в противном случае приемка и закупка должна производиться конторами самостоятельно и при этом указал и цены на товар и определение качества, согласно инструкции, полученной мной из Ленинграда. Вся переписка моя в течении семи с половиной месяцев моей работы в Госторге имеется в копии в делах Госторга.

Припоминаю еще такое обстоятельство. Когда я был вызван в Москву т.[А.М. [95]] Гинзбургом для переговоров и принял его предложение о службе в г.Киеве, т.Гинзбург велел мне вручить инструкцию о тех вещах, какие подлежат нашей закупке, кроме того, он велел мне в течении 3 дней познакомиться в конторе с характером тех вещей, которые подлежат закупке, т.е.покупаются его сотрудниками. Я обошел всех заведующих отделами и следил как за покупаемыми вещами, так и уже закупленными. После этого меня вызвал тов. Гинзбург и спросил, есть ли такой товар на Украине. Ввиду того, что вещи, покупавшиеся в Московской конторе, были не только первоклассные, но и второклассные, каких у нас имеется на Украине много, я сообщил ему, что азкупку такого сорта вещей я могу здесь вести. Через 3-4 месяца я узнал, что в Москве произошла полная смена нашего начальства, т.т. Гинзбург и Брук ушли, состав сотрудников сокращен до минимума и центр, т.е. главная контора, переведена в Ленинград, а в Москве оставлено отделение. Через некоторое время я получил официальное отношение о том, что контора переведена в Ленинград и что по всем делам надлежит обращаться туда. Я сейчас же написал в Ленинград бумагу, в которой просил разрешить мне приехать на короткое время в Ленинград, чтобы на месте еще раз получить информацию о том, какие именно разряды вещей подлежат нашей закупке, так как, по работе с Ленинградским специалистом т.Глазуновым, видел, что Ленинградская контор закупает вещи более высокого качества, чем Московская. В ответ на это я получил сообщение о том, что никаких изменений в ассортименте экспортных вещей пока не последовало, а потому поездка моя в Ленинград признается излишней. Из этого я вынес заключение, что покупка моя вещей одобряется конторой, а потому продолжал вести ее в том же направлении. При первой поездке моей в г.Харьков т.Газенпуд просил меня осмотреть вещи, закупленные в 1928 году провинциальными конторами Госторга и свезенные затем в Харьков для осмотра представителями сначала Ленинградской конторы Госторга т.Глазуновым, который очень небольшую часть из них признал экспортной, забраковав из них не менее 90 %, а затем осмотренные представителем Совпольторга т.Житомирским. По словам Газенпуда, вещей этих набралось в Госторге на сумму около 35 000 руб. Я пересмотрел всю эту массу вещей и нашел возможным взять на экспорт из этих вещей на сумму около 2 000 руб., причем поставил условием изменение в сторону уменьшения цен на некоторые из этих вещей. Все эти вещи я отослал в Ленинград, в контору Антиквариат. Я обратил внимание на то, что среди оставшихся вещей масса была просто хлама, а цены на многие предметы были уплочены высокие, о чем и сообщил Харьковской конторе. Вещи, которые я отослал в Ленинград из числа закупленных в Харьковском Госторгу, все были приняты Антиквариатом. В следующий из моих приездов в г.Харьков я узнал, что оставшиеся там вещи на комиссионных началах сданы в Харьковские магазины и часть из них уже рапродана, так что на складе я видел лишь небольшой остаток. В Харькове я купил за 100 р. ковер украинский у гр. Асс, торговал еще у нее прекрасные часы синего мрамора с бронзой эпохи Людвика 16-го, давал за них 250 р. и даже 300 р., но гр. Асс, у которой я дважды был по поводу этих часом, от продажи их отказалась. Перед поездкой в г.Харьков я в Киеве у гр.Розмитальского узнал адрес некоего Савина, который антикварствовал, как я знал, в г.Харькове. Я разыскал гр. Савина.

Примітки

94. В ориґіналі: «музеях».