1
Вторым лицом, которого я предполагал возможным принять на службу в качестве агента по розыску и доставлению вещей был Абр.[ам] Наум.[ович] Кример, который просился на эту должность комиссионера. А.Кримера я знал как честного человека, кроме того, умеющего разбираться в предметах старинного искусства. Когда из Ленинграда лично мне было прислано письмо, к которому приложено было в копии прошение г.Быстрицкого о принятии его на службу как антиквара, в этом письме было сказано о том, что “Антиквариат” склонен к переводу и расширению нашей работы путем привлечения на службу лиц, знающих антикварное дело, но при условии уплаты им не твердого жалования, а минимального с добавлением процентов в зависимости от закупленного, но с тем, чтобы общая сумма не превышала 300 руб. В ответ на это письмо я сообщил, что гр. Быстрицкий, несомненно, является опытным и знающим очень хорошо антикварное дело и может быть в этом отношении очень полезным человеком. Вместе с тем, я просил разрешить мне принять на таких же условиях и гр.Кримера, который может сделать заготовку антиквариата в месяц на суму до 3000 р. В ответ на это я получил второе письмо от “Антиквариата”, в котором выражалось согласие на принятие и Быстрицкого, и Кримера с тем, чтобы эти лица немедленно приступили к работе, но окончательное утверждение заключенного нами с ними договора должно было идти на рассмотрение ленинградский конторы. Когда было получено это разрешение, я обратился с этим письмом к управляющему конторой т.Касьяненко и доложил ему о полученных письмах и о предполагаемых новов[в]едениях в нашем деле. Т.Касьяненко спросил, кто те лица, которых я приглашаю в агенты. Я ответил: “Быстрицкий – член союза, а Кример – кустарь”, в ответ на что т.Касьяненко сказал: “Приймите пока одного Быстрицкого, а там посмотрите, как пойдет дело это и можете пригласить и других”.
После этого я все-таки спросил Кримера, имеет ли он право голоса, и узнал, что тако[во]го он лишен. После этого, очевидно, в городе распространились слухи о том, что Госторг собирается принимать на службу агентов. С такой же просьбой обратился ко мне и гр. Землянский, который тоже в мелком очень масштабе тоже иногда приносит мне предметы старины и за все это время продал мне вещей на небольшую сумму. Землянский тоже, несомненно, мог бы принести пользу в смысле розыска вещей, но живет он ужасно бедно, в неотапливаемой конурке, часто очень нуждается в копейке и поручать суммы денег на покупки этому лицу я боялся. Иногда я давал ему авансом небольшие суммы денег от 30 до 75 рублей, но он не всегда был прямолинейным и, например, обещая принести вещь и беря у меня 30-40 руб., вещь не приносил и возвращение денег задерживал. Тем не менее, я считал, что при известных условиях и гр. Землянского можно привлечь к этому делу. Поставщиком вещей на очень небольшую сумму был и Гриневецкий Н.С., который сейчас уже это дело бросил и уехал в качестве хориста на Донбасс, так как антикварное дело не давало ему возможности сводить концы с концами.
Для получения вещей, годных для экспорта, мне, помимо покупки непосредственной вещей, приходилось прибегать и к другим способам. Так, при нахождении в провинции тех вещей, которые имеют большое историческое значение для Украины, я покупал их за счет Госторга, а затем производил мену в Государств.[енных] музеях на вещи, не представляющие ценности для нашей страны, а интересные с точки зрения экспорта. В бытность мою в г.Кролевце по поводу церковн.[ых] риз, находящихся в соборе, я получил сведения, что в этом городе до революции у одного помещика находился портрет собственной работы Т.Г.Шевченко, изображающий маслом его приятеля доктора Рудзынского [84]. С величайшими трудностями я розыскал его на задворках в сарае со складами муки в местной больнице. Я купил его за 500 р.[уб.] у местного Рай[и]сполкома, привез в Киев и обменял как величайшую ценность на очень ценный для нас заграничный гобелен, который и отправил в Ленинград.
Точно также я закупил в Киеве через гр. Гриневецкого в помещении б.[ывшего] Софиевского собора стол росписной Киевской работы середины 18[-го] века, принадлежавший Киевскому митрополиту времен Елизаветы, и как редкую [85] вещь Киевского происхождения от Киевского Госторга обменял в 1 Истор.[ическом] Музее г. Киева на великолепный французский шкап 18 века, украшенный бронзой, т.е. на ту вещь, которая нам особенно нужна для экспорта. В Немировском монастыре я купил у Админотдела скатерь бисерную, вышитую монахинями в 1866 году, весом более 1 пуда. Так как эта вещь представляла для Лаврского Музея большую ценность ввиду антирелигиозной пропаганды как образец эксплоатации труда, ибо на скатерти была надпись, что ее вышила своими руками какая-то игуменья, в обмен на это мне были даны интересующие нас старинные ризы, причем нужно иметь ввиду, что эта скатерть, как имеющая массу церковных надписей и рисунков, не могущих быть уничтоженными (исполненных бисером), для заграничного рынка представляет нулевую ценность.
Куплен мной еще на частном рынке небольшой резной крашеный стол времен Елизаветы, а также несколько чисто украинских вещей, и все они находятся в Киевском 1 Историч.[еском] Музее на обмен на второй шкап красного дерева 18 века, подобный тому, который был выслан мной Антиквариату. Музейная Комиссия согласилась, но окончательное разрешение зависит от утверждения этого обмена в Наробразе г.Харькова, куда это предложение и послано.
По поводу изъятия ценных вещей из украинских музеев должен добавить еще следующее разъяснение: изъятие это производилось 2 раза, первый раз в 1928 году, когда я служил в Киевском Госторге, покупавшем старину самостоятельно. Произошло это следующим образом. Ко мне обратился т. [Еф.Гр.] Белоцерковский, заведывавший моим отделом, и сказал, что я должен с ним отправиться по Киевским музеям, которым отдано Главнаукой распоряжение предъявить нам для осмотра и отбора фондовые музейные вещи, т.е. вещи, находящиеся не на выставке, а в складах [86]. Мы вместе с т.Белоцерковском обошли все музеи и я составил списки тех вещей, которые, как ценные, могут быть проданы за хорошие суммы заграницей. Между прочим, в Лаврском музее в помещении икон я обратил внимание на картину «Адам и Ева» больших размеров, написанную на дереве, несомненно первоклассную вещь очень ранней эпохи. Я спросил т.Куринного – директора музея, можно ли приобрести нам, т.е. Госторгу эту вещь, ибо я видел по расположению ее среди икон, что этой вещи не придают значения. Т.Куринный спросил, а сколько Вы дадите за нее, на что я ответил – 1000 р. Эта сумма его поразила, и он изъявил готовность продать при условии, если препятствий не встретится со стороны комитета по охране. По осмотре ее комитетом решено было, что она представляет историч.[еский] интерес, и ее нужно передать в музей западной живописи. При переводе ее туда и очистке от страшной грязи на картине оказалась подпись немецкого Рафаэля – Лукаса Кранаха 1562 года. Сейчас эта картина взята нами в Ленинград для экспорта и оценена в 30 000 руб.
После этого комиссия в составе т. [Ф.Л.] Эрнста от Главнауки, [Еф.Гр.] Белоцерковского и меня от Госторга выехала осматривать музеи Чернигова, Нежина, Бердичева [87], Умани [88] и Житомира [89]. Я составлял списки и оценку всех тех вещей, которые по условиям заграничн.[ого] рынка могут быть там реализованы за хорошие суммы. После этого каждым музеем были поданы в Харьков подробнейшие мотивированные заявления – возражения против изъятия этих вещей, причем эти возражения относились к 90 % всех занесенных мной в список вещей. Как я уже изложил выше, во всех музеях отношение к нашей работе со стороны администрации было нелюбезное, в большей или меньшей степени; особенно нелюбезно, даже грубо нас встретили и провожали, как я уже говорил раньше, в Житомирском музее.
После этого в Киев приехал Директор Укргосторга в Харькове т.Берлин [90], который на созванном им общем собрании в Госторге объявил, что закупка вещей на частном рынке оказалась неудачной и что теперь линия Госторга должна вестись лишь по отправке валютных вещей из музеев. Вскоре после этого из Харькова прибыла к нам комиссия в лице заведующего Всеукраинск.[им] антикв.[арным] отделом Харьковского Госторга т.[Исаака [91]] Маневича, представителя Ленинградской конторы Антиквариата т.Ильина и специалиста-эксперта этой конторы т.Глазунова. Как они сообщили, они объехали и осмотрели музеи Харькова [92] и Одессы [93]и отобрали вещи для экспорта. В сопровождении меня и т. [Еф.Гр.] Белоцерковского они вновь осмотрели наши Киевские музеи, причем часть занесенных мною в списки вещей забраковали, а часть взяли. Кроме того, в музеях этих они осматривали не только вещи, находившиеся на складах, но и в витринах и на выставке. Через 3 дня они от нас уехали, не оставив нам по этому поводу никаких инструкций, и взяли с собой списки намеченных ими очень многих вещей. Спустя месяц после этого от Харьковского Госторга была получена нами телеграмма о том, что необходимо немедленно взять и выслать в Ленинград вещи, перечисленные в приказе Харьковской Главнауки, которое (sic) нам дополнительно высылается. Действительно, вскоре мы получили распоряжение это, в копии посланное и в Музеи. Из всех намеченных вещей нам предписано было взять лишь часть точно поименованных, что нами и было сейчас же выполнено. В этот список вошли вещи, помеченые не мной, а выбранные самостоятельно комиссией т.Ильина. Так прошло первое изъятие. О судьбе этих вещей нам до сих пор ничего не известно, проданы ли они или нет и за какую сумму.
Второе изъятие произошло осенью 1929 года при описанных мною выше обстоятельствах, которые я еще дополняю. После встречи моей с т.Глазуновым на улице мы вместе с ним отправились в Харьковскую контору к т.Газенпуду.
Примітки
84. Ол.Новицькому такий портрет не був відомий (1932).
85. У машинопису: редкостную.
86. Інакше кажучи, т.зв. «експортні» експонати Ґосторґ вилучав і з музейних експозицій, і з фондів. 6 березня 1930 року Ґосторґ звернувся до міськрад та НКВД УСРР з проханням дати дозвіл його співробітникам відбирати старовинні культові предмети, ікони та стародруки також із діючих храмів. Див.: Нестуля Ол. Доля церковної старовини в Україні. С. 108.
87. Дубровський Василь Васильович (19 травня 1897, Чернігів – 23 квітня 1966, Річмонд, Вірджінія, США). Історично-культурні заповідники та пам'ятки України. Х.: ДВУ, 1930. С. 37-38; Мовчанівський Теодосій Миколайович (9 травня 1899, с. Берестовець Уманського пов. Київської губ. – 10 травня 1938). Бердичівський соціяльно-історичний музей імени т. Дзержинського // Український музей. Зб. 1. К., 1927. С. 247-248; Овод. Кармелітанський кляштор – пам"ятник старовини // Пролетарська правда. 1927. 22 травня. № 114 (1727). С. 3; Жук Борис. Советские археологические музеи и их руководители. С. 89-90.
88. Див.: 5-ті роковини існування Уманського Музею // Наше минуле. К., 1918. Листопад-грудень. Ч.3. С. 150; Курінний Петро Петрович (4 травня 1894, Умань – 25 листопада 1972, Мюнхен). Соціяльно-історичний музей Гуманщини // Український музей. Зб. 1. К., 1927. С. 266-269.
89. Див.: Український музей у Житомирі // Наше минуле. К., 1918. Вересень-жовтень. Ч. 2. С. 204.
90. Берлін Зиновій Львович (1891, Вітебська губ. – ?) – син службовця. У 1905-08 член організації Кляйнер-Бунд. Освіта середня – навчався в Нансенівському технікумі. До Лютневої революції уповноважений з організації допомоги біженцям на фронті й у тилу. Заступник начальника експортного відділу “Уполнаркомвнешторга” (НВТ, 1921). 26 жовтня 1921 арештований, 10 листопада звільнений (ЦДАГО України. Ф. 263. Оп. 1. № 53404 ФП / кор. 1195. Том 2. Арк. 514-525. Пор. арк. 490-491).
91. ЦДАГО України. Ф. 263. Оп. 1. № 54059 ФП / кор. 1219. Арк. 124.
92. Див.: Данковська Р. Музей Слобідської України ім. Сковороди // Український музей. Зб. 1. К., 1927. С. 265-266.
93. Теохаріді Т.Ю. Рито-, літо- та фотопортрети Одеського державного історично-археологічного музею // Вісник Одеської комісії краєзнавства при ВУАН. О., 1930. Ч. 4-5. Секція археологічна. С. 161—172. 264 поз.