Проповедь 29 марта 1929 г.

Сергій Білокінь

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

«Помяни мя Господи, егда приидеши во царствие Твое». «Днесь со мною будеши в раю». Эти слова особенно привлекают наше внимание в сегодняшнем евангельском рассказе, потому, что представляют особенность евангельского повествования. Только один евангелист Лука передает эти слова, сказанные на Голгофе.

По учению Церкви на Голгофе совершилось величайшее событие в истории вселенной. Оно коснулось не только земли, на которой совершилось, но относится ко вселенной — к видимому и невидимому миру. Оно изменило посмертную участь человека. До того времени были закрыты врата рая, замкнуты человеческим грехом и неправдой. Люди умирали — праведники и грешники, безумные и мудрецы, но никто не шел в место совершенного блаженства. Одни ждали своей участи в тяжелых, страшных условиях. Другие в более легких, но участь всех была несовершенна, потому, что врата рая были замкнуты, и Бог не давал блаженства, пока не совершено было искупление.

Весь мир отшедших душ находился в несовершенном свете. Но когда совершилось великое чудо, когда на Голгофе за грехи рода человеческого умер Спаситель, совершилось величайшее чудо: глухие, тяжелые врата рая, замкнутые человеческим грехом, неправдой, открылись широко, открылись для того, чтобы принять в недра блаженной жизни всех тех, кто идет за Агнцем, за Иисусом, которых Он приводит, как вождь.

Кто же первый вошел в рай? Чья первая душа вкусила блаженной жизни? Кто первый переступил райский порог? Может быть великий праведник, святитель? Нет! Прославленный святой? Нет! Пророк? — Нет! Первый вошел разбойник, такой человек, которого человеческое общество отбросило, как вредного, негодного, тот, кого люди предали смертной казни, как одного из самых темных членов.

То, что мы знаем о нем, дает нам возможность думать, что душа его совсем темная, до того самого мгновения, когда вся просветлела Божественным светом. За свое преступление он был предан смертной казни. Это еще говорит о том, что он не -был хуже всех, иногда человеческое общество отбрасывает тех, кто не хуже других. Но все же мы можем признать, что на душе его тяготели тяжелые преступления — кровь, убийство. Душа его была темная даже в эти минуты, предшествующие его обращению. Об этом мы узнали из евангельских рассказов, Евангелист Матфей говорит, что оба разбойника поносили Его.

Этот разбойник незадолго до обращения богохульствовал, хулил Распятого с ним, как он думал человека. Душа его была ожесточена, полна злобы. Хотя страшная мучительная казнь должна была вызвать чувство протеста, озлобления, но он первый вошел в обитель света. Что совершилось? Почему он первый вошел? С ним совершилось чудо божественного обращения. Душа его встретилась со Христом и преобразилась.

Господь первого принял этого человека, ввел его в рай и этим показал, что спасение человека не дело внешних правил, а порыв любви ко Христу, уверенность в спасительности креста. Разбойник благоразумный был спасен верою и любовью. Блаженный Августин говорит, что не было в мире ни у кого такой веры, как у разбойника. Во Христа верили апостолы, жены мироносицы, верили Его последователи, ученики, но они верили в Господа тогда, когда Он не был в унижении, когда Его окружали толпы народа, когда Он совершал чудеса, когда преклонялись перед Его силой, могуществом.

Когда наступили страшные дни испытаний, когда видели Учителя опозоренным, оплеванным, князья, народ, книжники, священники отвернулись от Него, увидя Его бессильным и молчаливым, когда Ему говорили: «Если Ты Сын Божий, сойди с креста». Что случилось с верой в Господа? Он не погасла, не поколебалась? Мы видим Симона отрекающегося, видим бегущего ученика.

Правда, мы видим Иоанна и женщин, но их вера не ясна. Они оплакивали Его, как мертвого. Иоанн уверовал, когда увидел пелены в гробе. В дни унижения, тревог, скорбей, любовь их нерушима, но вера затуманена. По-прежнему они любят страдальца, но не дерзают исповедывать Его царем, Мессией. А этот разбойник, отверженный миром с высоты креста, из глубины страданий, исповедовал Распятого, не только, как невинного, но и как Мессию, могущественного царя.

Он стал первым евангелистом, первым мучеником, первым апостолом. Вся вселенная восстала на Своего Творца. Тучи глумления неслись, как зловонное дыхание. Все старались превзойти друг друга в хулении. Все слились в один хор, — священники, солдаты, ученики, праздная толпа, все издевались, глумились и все слилось в глумление и кощунства. И с высоты креста, заглушая, хор хулений, пронеслось исповедание, молитва: «Помяни мя Господи во Царствии Твоем.»

У этого человека, по словам Григория Богослова, ничего не оставалось: руки были пробиты, ноги раздроблены, тело изъязвлено; оставались только уста и сердце. И это сердце, и эти уста он принес распятому Богу, исповедал Его Царем. Такова вера этого разбойника, таково мгновение единое, которое открыло райские врата, сделало то, что он первый, опередив праведников, святых, вошел в обитель света, припал на перси Отца Небесного, вошел в радость Божественную.

«Днесь со мною будешь в раю». Какие слова! Днесь — какая поспешность! Со мной — какое общество! В раю — какое блаженство! Так совершилось чудо на кресте, чудо обращения, освобождения, спасения, — человек вошел в рай. Но этот разбойник оставался еще на кресте, Господь не снял его с креста, но дал дострадать, дал дойти до конца земной путь. Но как страдал он. По прежнему ломило руки, по прежнему была ужасная боль, но там высоко были открыты врата рая и волны благодати лились на обновленное, умиленное сердце. Он страдал не один, а с Богом, с Иисусом, он не был одинок.

Отец Небесный открыл ему свои объятия. Как близок должен быть рассказ о разбойнике каждому из нас, как должен трогать наши сердца, как много общего с нашей душевной жизнью, если до конца доведем наш путь с ним. Мы не разбойники, конечно, внешне мы благообразны, никто не назовет нас преступниками, но мы далеки от того, чтобы сравнить себя с разбойником, чтобы всерьез перед лицом совести назвать себя разбойником, но сойдем глубже, заглянем в тайники сердца, проверим свой духовный путь. Разве мелкие преступления, осквернения, измены менее страшны оттого, что умеем прятаться «не пщевати вины о гресех.» Разве менее ужасны и менее пятнают белоснежные одежды нашей души наши дела, разве менее виноваты мы перед Богом.

Кто заглянет в глубину сердца, — найдет там измену, вражду, такие переживания и помыслы, которых никто не может подозревать и в которых мы боимся дать отчет даже в миг исповеди. Мы похожи на него и жизнью, и сердцем, и состоянием души, в котором находимся. Мы не хулили так, как он, но сколько раз мы оставались холодны, и наши уста молчали, когда рядом хулили, поносили, и мы скрыто или явно делались участниками богохульства, кощунства, которое несется от подножия креста.

Мы подобны разбойнику и не только преступлением, но и страданием, потому, что если мы как будто ходим, говорим, смеемся, как будто ведем жизнь простую, спокойную, то конечно тяжелые испытания в душе растут, и наше тело и душа изъязвлены болью, как у него в часы казни. Нет целого места в нашей совести. Все струпья, язвы, нет покаянных слов, чтобы выразить весь ужас и все страдания.

Не будет преувеличением сказать, что мы страдаем, как разбойник; не будет преувеличением сказать, что видим своими глазами Его язвы, тело Его обнаженное, подвергнутое позору, и от подножья креста несется хула, в единую хулу сливаются голоса священников, открытых предателей, богохульников и позорное молчание тех, кто не смеет открыть уста. Он, Распятый страдал на кресте.

Если бы мы с вершины креста проникли в тайну Его страдания и исповедали, как разбойник. Если бы в нашем сердце таилась вера, надежда, любовь, как у нашего распятого собрата. Величие его души было в том, что он уверовал во Христа поруганного и был поражен не внешним величием, но несказанной духовной красотой. Как не похож он и какая пропасть между ним и теми, кто заставляет Его страдать. Он не видел никого, кто так бы переносил подобные страдания.

Эта несказанная красота, духовное величие, превосходящее над всем миром так поразило его, что он исповедовал Его Царем славы и обратился к Нему с молитвой. Так и мы в дни падения, уничижения Христа должны созерцать Его духовное величие, красоту. Да, он поруган, унижен, распят, как будто бессилен, когда Ему кричали: «Если Ты Сын Божий, сойди с креста». Он безмолвствовал. В этом молчании, терпении, унижении, как несказанно велик наш Искупитель.

На фоне человеческой злобы, предательства, грубой разнузданности плоти, пленяет нас несказанно образ совершенной, ни с чем несравнимой красоты. Если бы мы подобно разбойнику обратили к Нему взоры и умоляли Его: «Помяни мя Господи, когда приидешь во Царствие Твое», если бы, как на Голгофе все существо воплотилось в единый вопль веры, сделалось одним порывом ко Господу. Этого одного порыва, одного мгновения достаточно, чтобы все изменилось в сердце и тайне бытия.

Может быть, по прежнему, на кресте твоя жизнь, твои руки и тело страдают от язв, но там на высоте над нами открылось небо и мы почувствовали, что раздвинулись тяжелые врата рая и струятся, текут несказанные волны божественного света, и Отец Небесный зовет нас в Объятия. Хотя мы и страдаем, но мы не одни, потому, что рядом Господь и Отец Небесный Сам говорит нам и Его голос мы слышим в нам сердце: «Сегодня со мною будете в раю». Потерпи. Пострадай, скоро со Мною будешь в раю, в обители небесной, в лоне Отца Небесного.

Да пошлет же Господь каждому из нас искру божественной веры и дар вместе с благоразумным разбойником славить распятого Господа, чтобы войти в лоно Отца Небесного. Ему же слава и держава во веки! Аминь!

Опубліковано: Жураковский Анатолий Мы спасаемся Его жизнью. К., 2012. С. 53 – 57.